Павел Руднев: художник не сумасшедший

Театральный критик Павел Руднев рассказал «Территории Культуры» о современном взгляде на революцию, о том, чем Москва кормит регионы и почему актерам пора спуститься с Олимпа раз и навсегда.

В Ачинском драматическом театре, отмечающем в этом году столетие, прошла работа театральной лаборатории «Классика – революция - современный взгляд». В ней принял участие Павел Руднев – помощник худрука МХТ имени А. П. Чехова и ректора Школы-студии МХАТ по спецпроектам, доцент ГИТИСа. Корреспондент ИА «Территория Культуры» побеседовал с известным театральным критиком об особенностях современного театра.

СОВЕТСКОЕ ЕВАНГЕЛИЕ

- Произведения, вынесенные на обсуждение, кажется, слишком сильно связаны со своей эпохой. Ладно «Собачье сердце» Булгакова, но неужели еще можно освежить «Мальчиша-Кибальчиша» Гайдара или «Сорок первый» Лавренева? Разве что они изначально связаны с нашим временем, темой войны, революционных перемен.

Можно. Театр и есть идеальный инструмент «освежения» старого материала. И неизбежно театр, который ставит что-то не про современность, притягивает смыслы к сегодняшнему дню. Эскиз Александра Ряписова по «Сорок первому» - это повесть о времени, когда люди раскалываются на две воюющие группировки: в данном случае малограмотный пролетариат и уставшая интеллигенция. О том, как сложно обнаружить во враге близкого человека и как легко эту близость потерять, но стоит только изменить ракурс взгляда, и тот человек, который для тебя сегодня в войне враг, оказывается другом, любимым человеком. Только политика может людей разделять. Как только ты смотришь на реальность не с человеческих точек зрения, по ту сторону баррикад все кажутся чужими; как только обращаешь сочувственный взгляд к человеку, он оборачивается другом, братом, человеческим существом.

Искандер Сакаев переосмыслил историю про Мальчиша Кибальчиша. Эскиз - это разговор о том, как мы сегодня воспринимаем советскую мифологию. Гайдаровский текст, говорили на обсуждениях, – Евангелие советского времени: герой - умирающая и воскресающая жертва, пролитая кровь – как первородной грех, за который всем расплачиваться. Из героя Гражданской войны сделали нового Христа. Как сегодня мы можем посмотреть на это время, с какой интонацией? В словах Аркадия Гайдара нет ничего агрессивного и антигуманного, но история доказывает, что слова, написанные им, часто становились оправданием для чудовищных репрессий и насилия над людьми. Все клятвы, ригоризм гражданской войны, когда абстрактная идея доминировала над человеком, приводят к жертвам.

РЕЖИССЕР И КРИТИК ДОЛЖНЫ КОЧЕВАТЬ

- Вы много ездите по России, вас описывали как человека, который «в сезон смотрит 270 спектаклей живьем и столько же в записи». Каково столичному критику попадать в провинцию?

Очень многие российские критики, когда начинают рассуждать о российском театре, исходят из знания только столичной сцены, и это сильно обедняет разговор. Кроме того, это форма послушания – необходимость смотреть все, что есть вокруг, не разделяя мир по иерархическому принципу. Театр многослоен, везде можно найти свои радости. Тем более что в последние 15-20 лет провинциальный театр стал действительно конкурентоспособен по отношению к столичным.

- Встречается замшелость?

Часто бывает и застой. Тут речь о значении личности в истории. Есть во главе театра художественный лидер – театр интересен, завтра он уехал из города  – в тот же день театр становится глубоко провинциальным.

Красноярский край не только я, но и другие критики приводят (наравне с Пермским краем) в пример того, как может развиваться провинциальная культура, как взаимодействует власть с культурой малых городов. Важно, что почти везде, где я бываю на лабораториях в крае, представитель министерства культуры – не просто часть выносящей вердикт вертикали. Специалисту минкульта Андрею Шохину интересно посмотреть новую режиссуру, он участвует в обсуждениях наравне со всеми. Никогда не забуду, как на одном из красноярских смотров был прием у министра культуры Елены Паздниковой, и это было не славословие и застолье, а действительно разговор. Министр культуры слушал критику, записывал замечания. Конечно, проблем не мало, но в сравнении с иными регионами, тут все же ситуация складывается деловая.

- Вы упоминали, что регионы – источник развития театра в России. Так ли это сегодня?

По-разному. Драматургия сегодня – это региональное явление, и это здорово, потому что драматурги пишут со знанием реальной жизни. Сегодня доминирует документальный натуралистический стиль, сейчас авангардом является натурализм, реализм, а не вымышленный мир. Поэтому драматурги из глубинки очень востребованы.

Так как столичные театры переполнены, для режиссеров регионы – место огромного числа вакансий. Лучший совет для режиссера, как начать карьеру: ехать в Россию и ставить, ставить, ставить, оседая или бывая наездами. И потом уже с этим опытом кочевой жизни осваивать Москву или Санкт-Петербург. Те, кто не пользуются этим советом, многое теряют, региональный театр – это школа, которая помогает дальше выживать. Пока этот баланс сохранится: провинция нуждается в режиссуре, режиссура нуждается в сценических площадках – все будет в порядке. Беда в том, что пока сохраняется чудовищная зависимость от режиссерских школ, которые есть только в столицах. Если бы министерство культуры России не занималось бесконечно цензурой и вопросами чужой нравственности, а задумалось, что нужно российскому театру, то осознало бы, что, прежде всего, нужны режиссерские школы, мастерские внутри страны – например, в Екатеринбурге, Омске, Красноярске. То же самое касается театроведов и технических специалистов театра.

- Вы как-то говорили, что драматургам, в том числе и красноярским, не хватает опыта и обучения. Почему они не могут сами научиться писать?

Изменился способ взаимодействия драматурга с театром. В советскую классическую эпоху драматург мог существовать в тиши собственного кабинета: он пишет, а его где-то ставят. Сегодня сама режиссерская школа, тип театра, способы изготовления спектаклей резко поменялись. Драматург не является больше независимой, отстраненной фигурой, он меньше часть литературы, а больше – часть театрального процесса. Все лаборатории по стране направлены на соединение людей между собой, на то, чтобы возникали дуэты «режиссер и драматург». Как правило, сегодня спектакль для всех его создателей начинается с нуля, чаще всего пьеса пишется в процессе репетиций.

«В ТЕАТРЕ ЕСТЬ СВОИ МУЧЕНИКИ»

- По своим знакомым вижу, что их представления о театре не менялись со школы. С другой стороны, слышен голос тех, кто за экспериментами в искусстве, в театре видит деградацию. Как это можно изменить?

Конфликты происходят от нежелания вступать в диалог, от неумения услышать, что болит у молодого поколения, от желания контролировать чужую нравственность. Как птица не живет в неволе, так и художник в неволе жить не будет. Современный театр открыт к диалогу, поэтому в нем часты обсуждения со зрителем – каждый театр чувствует, что нужно разъяснять свою позицию и находить ключи для понимания современного театра. Необходим контакт со зрителем, чтобы он видел, что актер не псих, что режиссер страдает, а артисты живут на сцене. В Ачинске была история: режиссер перенапрягся так, что у него отслоилась сетчатка глаза. Для художника театральное производство – это вариант жертвенности. Как говорит Константин Райкин, в театре есть свои мученики.

Кроме того, есть понятие демифологизации театральной профессии. Есть традиционное представление: артист чувствует себя небожителем, который периодически спускается с Олимпа, чтобы воспитывать и образовывать невежественную публику. Сегодня важны горизонтальные связи актера со зрителем – так он на эмоциональном уровне поймет, почему театр использует кажущиеся радикальными средства, что искусство в XX веке поменяло функциональность. Оно принципиально другое, оно перестало быть дидактичным и стало формой коммуникации, социального клея или антропологической практикой. А общество живет во многом советскими нормативами в культуре, думает, что театр – это демонстрация положительных примеров, когда хорошее искусство – это про хороших людей, а плохое – про плохих.

- Могут ли СМИ помочь подогреть интерес к театру?

СМИ уже практически не существует, я вижу это по Москве. Все серьезные разговоры о театре переместились в блогосферу, культурные полосы сокращаются. Телевидение – пропагандистская машина. Пространство культуры ужимается или резко правеет, что исключает диалог. Мой учитель Наталья Крымова в советские годы была частью теле-реальности, ее программы показывались каждый месяц, она в них говорила о важном. Сегодня театр чаще всего представлен на ТВ в геронтофильской интонации: «вспоминаем, как это было», «раньше были дубы, а теперь – пни». В театре кафедра для разговора пока есть, но для этого надо в него прийти, прийти, чтобы поверить, что современный художник о чем-то действительно беспокоится, что он, как говорит мой коллега и учитель Олег Лоевский, не сумасшедший.

Фото: Facebook / @writebox.fest