31 мая и 1 июня на сцене Театра Наций пройдут показы спектакля, посвященного знаменитой мексиканской художнице Фриде Кало.
В постановке Сергея Сотникова сплелись переписка и воспоминания Фриды и ее мужа Диего Риверы, поэзия Федерико Гарсиа Лорки в исполнении актрисы Марины Александровой, музыка, сочиненная и сыгранная аккордеонистом-виртуозом Петром Дрангой в сопровождении Малого симфонического оркестра DYP Orchestra, а также видеоинсталляции, придуманные Ильей Стариловым.
Как договориться с наследниками великой художницы об авторских правах и чем итальянский аккордеон отличается от российского, Петр Дранга рассказывает в интервью IPQuorum.
― Как получилось, что Вы заинтересовались судьбой Фриды?
― Все началось с моего увлечения сюрреализмом. Меня потрясло то, как они работали с цветом, пространством. Благодаря им я и сам начал иначе воспринимать мир, его краски, пропорции. Затем, путешествуя по Южной Америке, я открыл для себя картины Фриды и понял, что в них есть все, что я так долго искал. Ее судьба и этот невероятный мексиканский колорит вдохновили меня на целый цикл мелодий. И каждый раз у меня перед глазами оживали сюжеты ее полотен.
― И Вы решили прийти в Театр Наций с предложением сделать спектакль о Фриде Кало?
― Идея родилась в диалоге с художественным руководителем Театра Наций Евгением Витальевичем Мироновым. Мы не один раз вместе работали, и темой для нового проекта в творческой заинтересованности стала «Фрида». Изначально была мысль сделать музыкальный моноспектакль, а уже позже мы с Сергеем Сотниковым пришли к формату спектакля-концерта, который позволяет не просто рассказать о Фриде, а оживить ее полотна, дать людям шанс окунуться в них с головой. И здесь все оказались на своих местах. Марина Александрова не только играет Фриду, но и озвучивает ее чувства ― то, как она относилась к своим корням, к мужу, как переживала физическую боль от своего недуга, как страдала из-за измен Диего. Видеографика показывает, как Фрида использовала краски, насколько значимы были для нее символика ацтеков, обычаи, обряды, верования. Музыка же эмоционально ведет всю эту историю, не давая ей распадаться на фрагменты. Например, стоит Фриде вспорхнуть бабочкой, унестись в мир фантазий, как оркестр возвращает ее к реальности, к тому, что с ней происходит на самом деле. Сочиняя музыку, я поначалу ошибочно обратился к мотивам племени майя, но вовремя одернул себя. К тому же мне удалось найти в Гватемале инструменты, на которых играли со времен ацтеков: всевозможные погремушки, барабаны, перкуссии, тапанасли, лонгдрамы, раковины, свистки.
― При этом Вы не только автор музыки, но и генеральный продюсер спектакля. Что было для Вас самым трудным?
― В первую очередь то, что вся ответственность лежит на мне. И главное, что мне предстояло решить, ― вопрос авторских прав. А с ними у Фриды все довольно сложно и запутанно. Есть фонд Frida Kahlo Corporation, который владеет исключительными правами на имя художницы, а есть фонд Familia De Frida Kahlo, который распоряжается ее творческим наследием. Договариваться пришлось и с теми, и с другими. Например, чтобы использовать портрет Фриды на афише, нужно было получить соответствующую лицензию. У них с этим строго. Мне кажется, меня спасло то, что я изначально говорил с ними не столько о бизнесе, сколько о творчестве. Именно поэтому они отнеслись ко мне с пониманием. Я заключил договор с адвокатами семьи Фриды Кало, но распространяться об условиях не имею права. Так что все совершенно легально.
― Получается, права на спектакль принадлежат Вам?
― Да, так как это независимый проект. В принципе, я могу играть его на любой площадке, но изменять Театру Наций не планирую.
― На музыкальной сцене Вы уже более 20 лет.
― Выступать я начал довольно рано, так как с самого детства занимаюсь музыкой. В моей семье все ― академические музыканты. Старшие сестры закончили Академию имени Гнесиных по классу фортепиано. Папа, народный артист России Юрий Дранга, играет на аккордеоне. У меня тоже за плечами классическая школа. Затем у меня было несколько коллективов, играли рок, альтернативу. Я не только играл на бас-гитаре, но и писал музыку, делал аранжировки, пел. А когда мне исполнилось 15 лет, решил выйти на эстраду с аккордеоном. Это было решение из серии «пришел, увидел, победил». При этом только ленивый меня не отговаривал. Все говорили, что с аккордеоном на современной сцене делать нечего, нужно брать гитару и начинать петь. Я же не сомневался, что проект будет очень успешным, так как на аккордеоне можно сыграть все, это потрясающе богатый тембрами инструмент. Орган, фагот, кларнет ― все это тембры аккордеона.
― Театральная сцена сильно отличается от музыкальной?
― Да. Но мне кажется, я глубоко чувствую театр. Не зря же я снимал трейлер к спектаклю «Иранская конференция». Для меня было важно сделать «Фриду» не в концертном зале, а на театральных подмостках.
― В спектакле Вы еще и дирижируете оркестром, причем делаете это то одним поворотом головы, то движением кисти, не расставаясь с аккордеоном.
― Дирижирование доставляет мне необыкновенное удовольствие со времен аспирантуры в Академии имени Гнесиных. Я в общей сложности проучился 22 года. Оркестр DYP, с которым я работаю, был создан на стыке неоклассики, этнической и электронной музыки. Мы с ним будто бы один живой организм. У нас настолько все отрепетировано, слаженно, что на сцене я могу расслабиться и отдаться музыке. И вы правы, порой мне действительно достаточно одного движения, взгляда. Тут важно помнить, что дирижер ― это лидер, который собирает оркестр, так как музыканты друг друга не видят. А потому это должен быть человек, которому верят, который может взять оркестр в кулак и любой сбой поправить в реальном времени.
― Кстати, а как расшифровывается DYP?
― За аббревиатурой спрятаны мои инициалы. Петр Юрьевич Дранга.
― Вы амбассадор марки аккордеонов Bugari Armando. Есть ли у нас сравнимые по качеству инструменты?
― Могу сказать, что фабрика АККО делает очень хорошие инструменты.
― Но играть Вы предпочитаете на итальянских.
― Когда я начинал, у нас не было достойной альтернативы. Первый Bugari у меня появился в 12 лет. Это был подарок отца. К тому моменту, когда АККО стали более-менее известны и на них начали играть наши уважаемые исполнители, я был не просто амбассадором, а импортером Bugari, то есть мог позвонить им ночью и попросить, чтобы мне утром доставили новый инструмент. Сегодня это уже сложившиеся отношения.
― Как думаете, удастся сейчас сохранить партнерство?
― Хочется верить, что да. Мы никогда друг друга не подводили. Я даже другими инструментами не пользовался. Так что будем надеяться.
― Чем занимается Ваша продюсерская компания, кроме спектакля «Фрида»?
― У нас сейчас есть несколько проектов, а дальше посмотрим. Мой собственный график достаточно плотно расписан. Кроме того, когда я начинал делать «Фриду», у меня было еще десять хорошо прописанных идей. Тогда я сфокусировался на Кало, но ничего не мешает мне вернуться к тем задумкам.
Беседовала Ксения Позднякова
Фото: пресс-служба Театра Наций